Какой подход к науке вернее: атеистический или религиозный?

Сегодня, когда точные науки переживают большой скачок в своем развитии, а современные технологии, как продукт их исследований, поражают воображение, человека преследует большое искушение возгордиться прогрессом и поставить себя выше Творца. Ученые двадцатого-двадцать первого веков, казалось бы, проникли в самую суть основных жизненных процессов, разгадали тайны жизни на земле. Не грозит ли такое течение событий тотальным отступлением от Бога, и, в конечном счете, обрушением новой, теперь уже научной Вавилонской башни?

О духовных связях в такой фундаментальной науке, как физика, и о том, где граница научного познания, что такое чудо по физическим понятиям, существует ли Бог, и как к этому относиться и какой подход к науке вернее: атеистический или религиозный, рассказывает кандидат физико-математических наук, магистр теологии, заведующий кафедрой общей и русской церковной истории и канонического права Богословского факультета Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета, физик–ядерщик профессор протоиерей Александр ЩЕЛКАЧЕВ.

– Как Вы после физфака МГУ пришли к вере и стали священником?

– Я пришел к вере не после физфака МГУ, а воспитывался верующей семье. В тридцатом году отец даже проходил по делу, которое, конечно, было сфабриковано, о якобы некой контрреволюционной церковно-монархической организации «Истинно православная церковь». Его приговорили к трехлетнему заключению в лагере, но потом по указанию М.И. Калинина, поддержавшего ходатайство его сестры, ему заменили лагерь ссылкой на три года в Казахстан. Там он познакомился с замечательными верующими людьми. А до этого его духовным отцом был дедушка нашего ректора, отца Владимира Воробьева.

Когда я заканчивал школу, затем на первых курсах университета, у меня были некие сомнения о том, насколько православное учение подтверждается с точки зрения науки. Это не значит, конечно, что я был близок к атеизму. Но в университете я познакомился с теоремой Геделя о неполноте аксиоматических систем, откуда вытекало, что строгие математические доказательства неприменимы в вопросах философии, да и всегда есть вещи, которые чисто математически доказать невозможно. Это способствовало тому, что я принял христианское мировоззрение. Читал Соловьева, другие духовные сочинения. Так, что я окончил университет, будучи верующим человеком, никогда от веры не отходил, был прихожанином церкви св. Ильи Обыденного.

Я стал преподавателем Православного Свято-Тихоновского Богословского института потому, что мы с его нынешним ректором и его двоюродным братом – деканом Факультета церковных художеств, в свое время познакомились с человеком, который очень много сделал для истории Церкви – с Михаилом Ефимовичем Губониным. Сначала меня попросили читать курс естественных наук – вместе с курсом апологетики, связанным с естественными науками, который читал о.Глеб Каледа (о нем многие знают: геолог по образованию, он был заместителем руководителя отдела религиозного образования и катехизации Московской Патриархии), затем я стал читать историю Церкви Синодального и послереволюционного периодов. А священником я стал по совету отца ректора, уже после выхода на пенсию в 2001 году. Было ясно, что преподавание может идти успешнее, если человек принимает священство.

– Альберт Эйнштейн говорил: «Я не могу поверить в Бога, как в существо, которое оказывает непосредственное влияние на поступки отдельных людей или вершит суд над своими созданиями. Я не в состоянии в него верить, хотя механическая причинность современной науки в известной мере ставится под сомнение». Исаак Ньютон придерживался противоположной точки зрения: «Чудесное устройство космоса и гармония в нем могут быть объяснены лишь тем, что космос был создан по плану Всеведущего и Всемогущего Существа. Вот – мое первое и последнее слово». Оба этих великих физика известны всему миру. Как Вы думаете, какой подход, атеистический или религиозный претендует на полноту научной картины при изучении физики?

– Видите ли, что касается атеистического подхода, то его фактически и нет, потому, что атеизм – это значит уверенное отрицание бытия Божия. Что касается Эйнштейна и Ньютона, нужно понимать, что не все их религиозные убеждения проистекают непосредственно из их научной деятельности, и нельзя ограничиваться их отдельными фразами. Эйнштейн, хотя он и говорит, что не может поверить в Бога, как в существо, которое оказывает непосредственное влияние на поступки отдельных людей, но вместе с тем он не отрицает того, что говорит Ньютон – о наличии некоего разумного плана создания всего мира. Нужно понимать, что здесь нет прямого противоречия между этими цитатами, и в этом смысле Эйнштейн не был атеистом. Он, может быть, был близок к пантеизму, разделял философию Спинозы, но прямым атеистом он не был. Из тех, кто, серьезно занимаясь наукой, придерживается принципа «наука протии религии», крупных ученых очень немного. Другое дело, что очень многие не разделяют религиозных взглядов, христианских, но это разные вещи. Нельзя сказать, что из научных знаний следует какой-то вывод об истинности религии. Наука никоим образом не мешает людям верить. Никто еще, от того, что много узнал, от веры не отходил.

Я уже упоминал теорему Геделя в связи с тем, что в науке всегда есть вещи, которые нельзя доказать, в частности, это непротиворечивость аксиоматических систем математики. Так что философские аргументы не могут быть столь же строгими, как аргументы математической логики, – и вере дается некое преимущество. Нужно, пожалуй, еще вспомнить наблюдение ведущего российского математика, академика И. Р. Шафаревича, что из-за того, что творчество ученых приобретает все более узкую направленность, им некогда задумываться об общем смысле и развитии науки. Современную научную деятельность можно сравнить с гонкой, когда люди стремятся обогнать дуг друга: каждый движущийся вперед только и видит пятки того, кого этот человек хочет обогнать, и слышит сипение себе в затылок того, кто хочет обогнать его. В этих условиях он сосредотачивается на чем-то узком и совершенно не задумывается об общем положении в науке. Хотя такие размышления способствуют принятию религиозной точки зрения, но не в прямом логическом смысле.

– Физика – наука, которая стремится познать все явления с точки зрения рационального и материального подхода. Тем не менее, говорят, что верующих физиков в разы больше чем их коллег-атеистов. Так ли это, и если да, во что верит физика?

– Верующих физиков немало, и здесь я бы не разделял физику и математику, но выстраивать численное соотношение очень трудно. Я уже оговаривался, что среди ученых, людей, которые категорически отрицали бы религию и апологетику, как вещи, не признаваемые наукой, и настаивали на том, что наука против религии, очень мало. Обычно такого рода заявления связаны с попытками поддержать какую-то партию, проталкивающую атеистические взгляды, то есть вовсе не связаны с наукой.

Один из создателей кантовой механики – Вернер Гейзенберг был глубоко верующим католиком, равно как и Шредингер. Религиозное влияние, оказанное на развитие математической логики упоминает и Гедель, который также был верующим католиком. Говорят, он даже оставил какое-то свое доказательство бытия Божия, но весьма сложное.

А если в таких условиях ученые-физики прямо делают атеистические заявления, то это скорее всего означает, что в мире действует какая-то могущественная группа атеистов, от которой они хотят получить поддержку. Это просто несерьезно.

– Как правило, доказательством существования Бога и реальности тонкого мира занимаются ученые, изучающие принципы волновой передачи информации и излучений. Как Вы думаете, какие закономерности из этих разделов физики заставляют их задаваться подобными вопросами?

– Если, к примеру, говорить о квантовой механике – есть книга Гейзенберга «Физика и философия», где достаточно четко видно влияние религиозных размышлений на ход научных изысканий. В более узких разделах науки действует достаточно простой принцип: если ведущий специалист придерживается религиозных либо атеистических взглядов, все остальные ученые попадают под его влияние.

В отличие от химии, которая сейчас занимается более прикладными вопросами, в физике есть области, которые просто наталкивают людей на размышления о том, какими новыми путями может идти наука, о природе человеческого познания, равно как и в математике. Точно также есть некоторые области биологии, где люди прослеживают подобные закономерности – и через эти закономерности люди приходят к вере. Но это не значит, что все ученые обязательно должны прийти к вере. Я уже говорил, что это сложный вопрос.

– Насколько серьезно сегодняшними верующими физиками рассматриваются труды святых отцов по естественным наукам, считаются ли они авторитетными источниками и в какой степени?

– Физики, которые заявляют себя верующими, могут быть различными людьми. Если речь идет о протестантах, среди них тоже есть люди верующие, – то для них святых отцов вообще не существует. Если речь идет о католиках или православных, то, конечно, с оговорками, они признают, что для своего времени святые отцы дали образец подхода верующих людей к науке. Таких примеров немало. В частности, даже неверующие люди, такие, как философ Рассел, поражался, что блаженный Августин высказал точку зрения, которая подтвердилась сейчас, после создания теории гравитации Эйнштейна, – естественно, что время тоже возникло, его не было до сотворения мира.

Рассел не знал, что такой же точки зрения придерживался св. Василий Великий, да и много святых отцов размышляли о всем существующем с точки зрения верующих людей, Бога Творца: эта мысль была естественна и гармонична. Именно религиозное мировоззрение больше помогало развивать науку.

Конечно, православные люди стремятся использовать в науке и учения святых отцов. То, что бурное развитие науки неразрывно связано с христианской цивилизацией, – не случайно, но крупный вклад в науку сделали не только христианские и не только верующие ученые.

При философском описании достижений естественных наук невозможно найти прямые аргументы в пользу православия или иной конфессии, но при беспристрастном подходе возникает убеждение в существовании разумной силы, действия которой и объясняют наличие открываемых наукой закономерностей. Так, Эйнштейн верил в существование безличной разумной силы, поэтому его ни в коем случае нельзя причислять к атеистам, хотя некоторые сторонники этого мировоззрения пытаются это сделать. Для Исаака Ньютона эта сила отождествлялась, как и для одного из создателей квантовой механики Вернера Гейзенберга, с Богом Авраама, Исаака и Иакова.

Конечно, только на основании размышлений о научных открытиях к такой вере прийти нельзя, но она гармонично сочетается у верующих ученых с их научным мировоззрением. Само выражение «Бог Авраама и Исаака и Иакова, а не Бог философов и ученых» принадлежит одному из отцов европейской науки, французу Блезу Паскалю, жившему в XVII веке.

Тем, кто серьезно интересуется представлениями верующих ученых о ситуации в современной науке, можно посоветовать познакомиться с книгой «Физика и философия» Вернера Гейзенберга. Существует также книга английского физика-теоретика Полкинхорна, но воспринимать ее людям, не имеющим специальной научной подготовки, будет непросто (я встречал Полкинхорна на научных конференциях по физике. Он занимался аксиоматическими проблемами релятивистской квантовой теории. Говорят, в конце ХХ века он стал англиканским священником).

Здесь уместны разные подходы. После того, как принято существование Бога, как некоего разумного Существа, христианская апологетика отходит от естественных наук. Ставится вопрос: если существует такая разумная сила, какая она: безразличная ко всему, что творится на нашей земле, в человечестве и пр., или наш разум, наша мораль и так далее тоже в некотором смысле этой силой определяются? Если да, то тогда встает следующий вопрос – как она проявлялась на протяжении человеческой истории?

Понимание истории человечества в контексте христианства есть единственно основательное. Можно говорить также о так называемых авраамических религиях, но понятно, что не буддизм, ни, тем более, какие-то языческие культы, не могут претендовать на то, что они определяли движение истории человечества. Это вопрос сложный и не для нашего интервью.

Если мы сравниваем различные авраамические конфессии, например православную и католическую Церкви, то надо рассматривать божественное откровение. Изучая источники, в которых рассказывается, как Бог действует в этом мире и влияет на него, прежде всего Ветхий и Новый Завет, можно понять, в какой из конфессий Божественное откровение сохраняется чище и полнее. Это большая тема.

Чтобы это понять, нужно обращаться к сравнительному богословию, нравственному богословию и другим разделам богословия…

Раньше считалось абсурдом понятие святых отцов о мире, ограниченном в пространстве и времени: как это может быть, что пространство ограничено? Что вне его? Рисовались карикатуры, например, такая: монах добрался до края мира, пробил головой поверхность и смотрит, что там есть… Неевклидова геометрия допустила, что мир ограничен в пространстве, но тогда этого не представляли, и вот, он любуется тем, что видит за границей мира… Но и сейчас в науке используется, к примеру, очередность творения Богом жизни на земле.

– На Ваш взгляд, что такое «феномен чуда»: нечто, выходящее за грань научного понимания, нарушение естественных законов мира, или нераскрытая и необъясненная пока наукой четкая закономерность?

– Видите ли, чудо означает с христианской точк зрения вмешательство Божие в естественный ход событий. Понять, что действительно произошло чудо, может только человек, который действительно верит и имеет какую-то духовную интуицию. С рациональной точки зрения можно считать, что это очень редкое событие, маловероятно, что оно может произойти, но человек неверующий будет чудо упорно отрицать – мол, я все равно не верю. Бог воздействует на человеческую душу, и человек чувствует, что действительно произошло вмешательство Божие.

Что касается противоречия законам мира, простой пример приводит православный философ Семен Людвигович Франк. Если включен мощный электромагнит, удерживающий что-то над землей вопреки законам гравитации, это не значит, что законы гравитации не действуют. Это значит, что включилась какая-то сила. Надо только различать, что есть силы, которые можно рационально изучать, и есть явления – проявления Божьего действия, Божьей воли. Они такому изучению изучению подвергнуты быть не могут, так как не являются воспроизводимыми.

Нельзя говорить, что, зная опыт святого Серафима Саровского, который молился на камне 1000 дней и ночей, если мы будем читать эти молитвы, через столько-то дней нам явится Богородица или Иисус Христос – это не воспроизводимо. Мы можем верить духовному опыту и тому, что это действительно было, но даже в квантовой механике говорится, что есть только статистическая вероятность того, что мы можем что-то воспроизвести. В религиозной области такой воспроизводимости быть не может.

– Как Вы относитесь к таким понятиям в физике, как «торсионные поля», «сознание клетки», «энергоинформационные потоки», «эфирное тело» и другим, к понятию «метафизика»? Эти термины можно встретить как в брошюрках и книгах «доморощенных» «просветленных», гуру, экстрасенсов, так и в трудах уважаемых ученых, например, академика В. П. Казначеева – он упоминал некоторые из них. Это научные понятия или все-таки область эзотерики и … сектантства, может быть? И как их нужно воспринимать, чтобы не было профанации серьезной науки?

– Я бы хотел выделить понятие «метафизика». Объяснять это понятие можно так или иначе – в зависимости от того, кем, и в каком контексте оно приводится. В частности, хочу вспомнить высказывание по этому поводу крупнейшего наряду с Эйнштейном ученого-физика ХХ века Нильса Бора. Он, как известно, вместе с Гейзенбергом был автором Копенгагенской интерпретации квантовой механики (так она называется потому, что Нильс Бор был датчанином) и разработал принцип дополнительности, необходимый для интерпретации квантовой механики. Согласно этому принципу, явления можно изучать с разных сторон: есть один набор приборов, есть другой. Совместно их использовать нельзя. Аналогично, как неоднократно отмечал Бор, для понимания действительности одного физического или естественнонаучного недостаточно. Вероятно, могут быть и другие подходы.

На конференции, где один философ-позитивист, излагая результаты исследований квантовой механики и ругал метафизику в позитивистском духе, неожиданно выступил Бор и сказал: «неправильно так относиться к метафизике. Очень интересно было бы посмотреть, а что находится за гранью физики». И добавил, что хотя Филипп Франк ругает метафизику, но с точки зрения Бора, он тем самым именно в метафизику сделал большой вклад.

Я сам познакомился с трудами Геделя по книге, которая была как бы научным обоснованием математики и называлась «Введение в метаматематику». Так что есть вероятность существования совместимой с наукой метафизики, также, как и есть вероятность существования метафизики, которую никак нельзя поддержать.

Что касается других понятий, я вообще не буду на них останавливаться, так как некоторые из них, скажем «эфирное тело», не имеет к науке вообще никакого отношения. Но, если они не претендуют на научность, то, может быть, для передачи каких-либо духовных взглядов и ощущений, они вполне приемлемы. Энергоинформационные потоки, может быть, где-то тоже приемлемы. Здесь возникает опасность злоупотребления понятиями, когда для несведущей публики некоторые термины сознательно представляют как общепринятые, хотя это не так: одними учеными они принимаются, другими – нет. Мне кажется, что в научно-популярной литературе их лучше не употреблять. А то доморощенные просветленные гуру любят употреблять такие слова, чтобы показать свою якобы глубокую ученость.

– Продолжая тему лженауки, перемешивания научности и оккультизма, хочется спросить: как ученые, обладатели высоких степеней, становятся вне науки, перестают быть признанными научным сообществом? Есть мнение, что непризнание открытий тех или иных ученых, продиктовано нежеланием корифеев науки «уступать свое место». Так ли это, или существуют более веские причины, и как оградить интересующихся наукой непрофессионалов от убедительных трудов лжеученых?

– Я думаю, что интересующимся наукой непрофессионалам следует выбрать каких-то специалистов, к которым они испытывают доверие, в частности – православным – православных, и консультироваться с ними. Никаких методов для неспециалистов, позволяющих различить науку и лженауку, не существует.

Обычно предлагающие что-то новое и сомнительное, то первое, о чем говорят, что это якобы соответствует всем канонам науки. Когда что-то псевдонаучное отвергается научной средой, авторы отвергнутой идеи апеллируют к ненаучной аудитории. Я не встречал случая, чтобы при таких попытках в конечном счете не выяснялось, что в предлагаемых концепциях что-то не в порядке, неправильно.

Несколько десятилетий, а может быть, и полстолетия назад, один из крупнейших американских физиков – Фримен Дайсон, редактор авторитетного научного журнала «Physical Review», писал: «Некоторые полагают, что в нашем журнале могут отвергаться статьи, которые не понимают. Это как правило не делается: если что-то непонятно, скорее всего, статья будет напечатана. Отвергают только тогда, когда очень хорошо понимают – это чепуха».

По поводу становления ученых вне науки – здесь масса путей, я специально не интересовался этим. Приеду несколько примеров того, как душевнобольными людьми стали крупнейшие ученые.

Скажем, Бойяи, который вместе с Лобачевским (правда, несколько позже) создал вариант неевклидовой геометрии и Кантор, который был автором теории множеств.

Бойяи выдвинул свою геометрию, но вообразил, что, поскольку труды нашего ученого вышли на немецком несколько раньше, чем были изданы у нас, за псевдонимом Лобачевского скрывается Гаусс, который хочет, таким образом, присвоить себе его, Бойяи, достижение. После этого он в первый раз попал в психушку. Потом он из нее вышел. Бойяи хорошо понимал, что постулаты неевклидовой геометрии очень расходятся с классической версией геометрии. А это влечет за собой вопросы: какие аксиомы там должны быть приняты, какая научная база подведена. Он стал разрабатывать эти вопросы, и его работы во многом предвосхитили открытия конца 19 – начала 20 века. Но, вместе с этим, в них были и ошибки. Бойяи стал подвергаться усмешкам и издевательствам коллег, в результате чего второй раз попал в психушку, уже навсегда.

Что касается Кантора – он выдвинул теорию множеств, затем пришел к выводу, что в современной ему науке нет таких областей, где его взгляды на степени и бесконечность могли бы иметь приложение. Они могут быть развиты только в богословии. Он занялся перепиской с кардиналом Францелином, который подвергал его идеи сомнению потому что они противоречили понятию о бесконечности, сформированному Фомой Аквинским. В конечном счете кардинал с некоторыми оговорками высказал согласие с взглядами Кантора. Впоследствии Кантор попадает в психбольницу, выйдя из которой начинает развивать примитивные богословские взгляды, никак не связанные с его математической теорией и противоречащие традиционному учению христианской церкви. Трудно понять причины помешательства этих ученых.

– Батюшка, спасибо за содержательную беседу. В следующем году газете «Вузовский вестник» исполняется 25 лет. Что бы Вы хотели пожелать нашим читателям ?

– Желаю всяческих успехов, и чтобы ваша газета всегда освещала все нововведения в мире науки и образования, имея при этом всемерную поддержку.

 

Интервью взял Иван АПАЛЬКОВ.

Общество